Каждый художник знает, что работа в мастерской несёт в себе массу неожиданных открытий. Даже если это связано с повседневным, знакомым и размеренным процессом, привкус удивительного путешествия в нашей работе ощущается постоянно. Но иногда происходит нечто, вынуждающее даже самого большого скептика признать, что настоящие чудеса и впрямь случаются.
Любой, кто хоть раз имел дело с литографской печатью, знает, что технология создания картинки – процесс сложный: он состоит из нескольких этапов и имеет свои чёткие правила. Как у любой печатной техники, у литографии есть свои особенности, и одна из них заключается в том, что возможность печати большого тиража (гораздо большего, чем в офорте или гравюре) компенсируется невозможностью каких-либо допечаток. Дело в том, что литографские камни – носители печатной формы – используются многократно, годами и даже десятилетиями, а потому изображения на них не хранятся. Правда, случается, что изображение консервируют для последующей печати, но это делается крайне редко. Причина проста – камни эти особенные, их мало, и это слишком ценный ресурс, чтобы превращать их в архив чьих-либо картинок. Обычно после печати камень перешлифовывают, уничтожая нанесённую на него картинку, и таким образом открывая возможность использовать его снова, и можно только догадываться, сколько изображений и рук «помнит» каждый из наших камней. Разумеется, ты знаешь, что к камню, которому больше ста лет, прикасалось множество других художников, ты подспудно ощущаешь эту преемственность, но «антикварность» камня осознаёшь не до конца. Иногда это чувство проскальзывает на выставках: разглядывая листы своих коллег, работавших в одной мастерской с тобой, ты ловишь себя на мысли – а вдруг эта вещь сделана на том же камне, что лежит сейчас на твоём столе и на котором ты рисовал ещё пару часов назад? Таким образом, правило «формы не хранятся» рождает массу интригующих ассоциаций и параллелей: рисуя, ты словно продолжаешь бесконечный диалог с теми, кто использовал этот камень раньше.
Формы не хранятся – это правда. Но правило не было бы правилом, если бы из него не существовало исключений. Об одном таком исключении и пойдёт речь.
Пару недель назад на нашем литографском станке оказался небольшой камень с изображением, созданным более ста лет назад, и по счастливой случайности, вопреки всем правилам, сохранённый в семье автора. Маленькая литография изумительного художника Давида Петровича Штеренберга, авторский чёрно-белый парафраз на тему одной из его живописных работ. Это имя, конечно, не требует пояснений - Давида Штеренберга недаром считают одной из ключевых фигур блистательного русского искусства начала ХХ века. Живописец, график, педагог, чьи работы мы видим в музейных экспозициях и читаем о них в трудах искусствоведов – легенда, мэтр… и вдруг мы получаем возможность прикоснуться не к оттиску на бумаге, а к литографскому камню с авторским изображением. Кажется, что ты пожал руку человеку, жившему столетье назад, явственно ощутив тепло его ладони. Вот сейчас мы начнём печатать, а он встанет напротив с той стороны станка – как обычно и бывает, когда идёт печать чьей-то очередной работы.
Завораживающий момент и большая ответственность. Тот самый безмолвный диалог с одним из предшественников – с той головокружительной разницей, что в данном случае ты совершенно точно знаешь, кто именно им был.
Он нарисовал – а ты сейчас будешь это печатать. Потрясающий эффект присутствия, машина времени в действии. Словно ты шагнул сквозь столетье…
Эта встреча стала возможной благодаря нашему другу, внуку художника и моему коллеге, тоже художнику-графику Игорю Штеренбергу. Это он предоставил в наше распоряжение и камень, и оригинал тиражного оттиска двадцатых годов. И это было не просто чудо причастности, это было не просто профессионально и по-человечески интересно – работа сама по себе замечательная – но и полезно с практической точки зрения. У нас появилась уникальная возможность сравнить оттиск столетней давности и то, что сохранил камень за прошедшую сотню лет.
Конечно, форме досталось: множество царапин, поверхностных и не очень, случайные пятна и штрихи более позднего происхождения, слой въевшейся в поверхность пыли, да и сама изначальная форма явно не была законсервирована как положено. Немудрено; за прошедший век чего только с нею не происходило: переезды из одной мастерской в другую – самое безобидное в этом списке. И всё же изображение узнавалось отчётливо: известно, что работа экспонировалась на Первой русской художественной выставке в берлинской галерее Ван Димена в 1922 году и была опубликована в каталоге, а значит, этот лист был выполнен художником где-то между 1919 и 1922 годами. В этом же каталоге, кстати, было и эссе Штеренберга, написанное специально для этого случая.
И вот теперь у нас появился уникальный шанс попытаться снять с камня повторный тираж.
Я опущу все технические ухищрения, на которые мы пошли – это дело узкоспециальное, да и не так уж много их оказалось. Основных задач было две – максимально адекватно снять с камня на бумагу то, что на нём сохранилось, и при этом не испортить нанесённое на него изображение. Второе было не менее важным – мы понимали, что у нас в руках не просто литографский камень с формой, но в первую очередь ценный артефакт, который необходимо сберечь. К счастью, обе задачи нам удались вполне: были напечатаны несколько проб и полноценный тираж в 20 оттисков. Форма при этом не потеряла вида – разве что стала чуть заметнее и контрастнее за счёт слоя свежей краски и вычищенных пятен грязи и слоя пыли. Конечно, наши оттиски не выглядят близнецами того, первого тиража, напечатанного век назад: изображение претерпело заметные изменения, однако всё, что сохранилось на форме, получилось прекрасно. Тираж был пронумерован, заверен двумя подписями (Игоря Штеренберга и моей), обозначен как «Оригинальная форма Д. П. Штеренберга» и датирован нынешним, 2023 годом.
Я думаю, не нужно говорить, насколько приятно было подписывать этот тираж. Меня не покидало ощущение серьёзного художественного события, вобравшего в себя и некую «археологичность», и в то же время абсолютно живую нить преемственности, живой жизни искусства как такового. Я безмерно благодарна Игорю Штеренбергу за такую возможность, за его доверие и согласие на этот эксперимент. Хочется верить, что Давид Петрович был бы не против – ведь и его творческий путь состоял из множества смелых и ярких экспериментов.
Нам остаётся лишь соответствовать – и не разучиться удивляться чудесам.
Екатерина Смирнова,
Художник-график, член МСХ, член СХР, руководитель мастерской литографии МГАХИ им. В. И. Сурикова, организатор и руководитель московской литографской мастерской «ЛИТО». R